С девяностых годов прошлого века Россия вернулась на капиталистический путь развития. Тем не менее, преобразования первого постсоветского десятилетия не создали устойчивой экономической модели в стране, их главная цель была не конструктивной, а деструктивной. Ориентируясь на интересы Центра мировой капиталистической системы (КМЭ), «реформаторы» ельциновского времени стремились использовать ресурсы страны исключительно в собственных интересах. Итогом этой политики стало встраивание страны в КМЭ в качестве полупериферийного элемента, активное разрушение основ социального государства и активное формирование нового экономического класса, компрадорского по своей сущности.
Тем не менее, основные цели неолиберальных реформ не были достигнуты в полной мере. Существование России в качестве полупериферийного государства стало свидетельством их неудачи: страна сохранила свою целостность и не была низведена до состояния колонии. Страх перед глобальным социальным взрывом, подкреплённый яркими воспоминаниями о событиях 1993 года, поставивших ельциновский режим на грань краха, постоянно сопутствовали политике власти во второй половине девяностых и сдерживали её наиболее радикальные устремления.
В этом контексте девяностые годы стали временем тотального разочарования для всех социальных групп российского общества. Ни одна из этих групп не смогла достичь своих главных целей. Общество не получило обновлённого социального государства, о возможности которого им столь ярко и эмоционально рассказывали в период Перестройки, средний класс не превратился в основную социальную группу, а все надежды на его устойчивое, стабильное существование были похоронены дефолтом 1998 года, высший класс не смог в полной мере конвертировать ресурсы страны в капиталы с их последующим вывозом на Запад.
По разным причинам противоположные друг другу политические тенденции девяностых оказались настолько сильными, что, в итоге, смогли блокировать друг друга. «Усреднённым» результатом таких блокировок стала глобальная деградация страны, но при сохранении её формальной независимости.
В долговременной перспективе главным экономическим явлением, создавшим новый высший класс страны, стал отнюдь не разгром производственной сферы в сочетании с вывозом материальных ценностей на Запад, хотя именно такие события оставили наиболее яркий след в воспоминаниях об экономической истории последнего русского десятилетия ХХ века.
Наиболее важным результатом социально-экономических преобразований стала приватизация природных богатств страны, в первую очередь – нефти и газа. Парадоксальным образом именно этот процесс позволил сохранить стране независимость.
Приватизация природных богатств России привела высший класс к расколу. Постепенно в его среде выделились две группы, одна из которых – в духе начала девяностых – продолжала обогащаться за счёт открытого ограбления страны, распродавая по дешёвке буквально всё, до чего могла дотянуться, вывозя полученные средства за пределы страны, другая – связала своё будущее с эксплуатацией природных недр, что требовало установления относительной стабильности и порядка. Нефть и газ превратились в постоянную ренту для этой группы, не подлежащую перепродаже и вывозу. Безусловно, и этой группе свойственна практика вывоза капиталов, но источник их богатства органично связан с Россией, и это обстоятельство делает их заинтересованными в существовании страны. Приход к власти В.В. Путина ознаменовал победу именно этой, второй группы.
Политика Путина первого десятилетия XXI века была связана с постоянной поддержкой именно этого сегмента высшего класса. Откровенные компрадоры, не желающие иметь ничего общего с российской почвой и видящие в ней лишь источник быстрого обогащения, предполагающее не менее быстрое разрушение государственности и страны в целом, были либо отстранены от власти, либо «привязаны к земле»: вчерашние силовики начали стремительно превращаться в нефтяников.
Итогом такого развития, достигнутого ещё в докризисное время, стало формирование российского государственного капитализма, ориентированного, в первую очередь, на регулярное обогащение за счёт эксплуатации природных богатств страны. Официальной идеологией такого капитализма стал умеренный национализм, выступающий за сохранение государственной целостности и абсолютизирующий ценность Российского государства в его современной форме.
Парадоксальность такого национализма – в том, что это – «национализм без нации»: главной ценностью для него оказывается не народ, а государство, которое, по сути, становится воплощением народа, а на более скрытом уровне оказывается его альтернативой.
***
Государственный капитализм предполагает усиление роли государства в экономической жизни, что серьёзно влияет на изменение структуры высшего класса. Новым важным элементом этого класса становится государственный чиновник. В полном соответствии с оценками Ленина происходит стремительное слияние государственного аппарата и монополистического капитала.
Скорость слияния этих двух групп, возможно, является самым удивительным и необычным аспектом данного явления. Создаётся впечатление, что российский капитализм, лишённый на семьдесят лет возможностей для своего естественного, свободного становления, постарался наверстать упущенное за несколько лет.
На первый взгляд, государственный капитализм именно фигуры чиновника выводит на первый план современного политического истеблишмента, но подобное представление в значительной степени фиктивно и декоративно. Высшие государственные чиновники превратились в экономических субъектов. Соответственно, главные политические решения власть принимает не столько на основе норм государственной рациональности, сколько – рациональности экономической.
Политическая власть утратила самоценность и превратилась в инструмент достижения экономических целей. При этом власть не ограничивает себя нормами юридического характера. Любые подобные нормы имеют значение лишь в конкретном правовом поле. В зависимости от ситуации они либо могут быть использованы в качестве инструментов политической деятельности, либо проигнорированы. Законодательство становится частным элементом политической деятельности, выполняющим роль одного из видов оружия в войне разных экономико-политических кланов.
Российский государственный капитализм в то же время является капитализмом олигархическим.
Откровенный классовый характер современного Российского государства лишает это государства статуса субъектности. Российское государство не имеет собственной политической воли; его действия в полной мере соответствуют частным интересам олигархических групп, состоящих из представителей монополий и высшей бюрократии.
Эта утрата субъектности, вполне соответствующая процессам, происходящим на Западе, сопровождается ростом идеологических деклараций, апеллирующих к ценности суверенного государства и воспевающих его силу и мощь.
В тот момент, когда приватизация государства, по сути, завершена, идеологии с их установкой насилия желания над действительностью, внедряют в общественное сознание представление о служении государства общенародным целям, объявляя заботу об обществе его главной целью и онтологической основой существования. Социальные издержки деятельности государства, связанные, например, с оптимизацией медицины и образования, давлением на мелкий и частный бизнес, инфляцией, падением жизненного уровня, повышением пенсионного возраста объясняются несовершенством локальных государственных механизмов, которые могут быть скорректированы и усовершенствованы в рамках существующей системы.
Но окончательная приватизация государства олигархическими группами означает, что никакая эффективная коррекция системы уже невозможна. Российский высший класс не способен отказаться от неё, т.к. она является условием не только благополучия этого класса, но и самого его существования.
Российский высший класс будет держаться за эту систему до последнего, несмотря на то, что она теряет остатки своей социальной эффективности. Причина очевидна: для этого класса общество является всего лишь источником обогащения, и ничем более.
Подмена государственной власти властью олигархической означает фактическое исчезновение государства. В связи с этим необходимо признать, что современное российское государство умирает. И начало этого процесса связано с 2000 годом. Именно тогда была сделана ставка на слияние монополистического капитала и бюрократического аппарата, а всё, что происходит сегодня, является лишь следствием развития данной модели.
При том, что тема сохранения социальной и государственной стабильности превратилась в idea fix современной российской идеологии, история правления Путина может быть описана как история агонии российского государства как политического субъекта, в рамках которой любая стабильность последнего десятилетия оказывается лишь имитативным фасадом, скрывающим глубинные процессы разрушения государственного организма.
В экономических реалиях начала 2000-х годов эти процессы разрушения ретушировались благодаря возможностям осуществления социальной политики по остаточному принципу. Обществу выделялись средства со стола монополий. Кризис 2008 года положил конец подобной политике. И власть сосредоточилась на главном: на собственном обогащении и защите системы, его обеспечивающей.
***
Главный вопрос капитализма – это вопрос о собственности. Для российского капитализма этот вопрос неизбежно связан с темой приватизации девяностых годов и рядом последующих аналогичных процессов.
Приватизация девяностых никогда не была легитимной с точки зрения российского общества. И, скорее всего, она не обретёт такого статуса и в дальнейшем. Это означает, что всегда будет существовать возможность пересмотра итогов приватизации, и рано или поздно, общество такой возможностью воспользуется.
Современный российский высший класс постоянно существует под угрозой тотального деклассирования, и вместе с ним такое же существование обретает и российский капитализм в целом. Его «бытие» на русской почве призрачно и иллюзорно. И именно поэтому одной из главных «социальных» задач этого капитализма является забота о создании механизмов эффективного силового подавления каких-либо протестов.
Современная официальная идеология, отстаивающая интересы правящего класса, не только не замечает незаконного характера проведённой приватизации, но и стремится дискредитировать любые попытки постановки вопроса о легитимности современной российской частной собственности. Частная собственность для неё – неприкосновенна и в некотором смысле священна. Эта идеологическая установка органично сочетается с дискредитацией советского прошлого. При этом критика СССР оказывается противоречивой и непоследовательной; впрочем, иной она быть и не может.
Главный предмет такой критики связан с интерпретацией темы политических репрессий, за которой угадывается страх высшего класса перед возможностью осуществления политического насилия по отношению к себе самому. Тем более что для таких действий есть множество оснований, прежде всего, связанных с коррупционной составляющей деятельности этого класса. В современной России не расстреливают даже за самые серьёзные экономические преступления, но т.к. любая историческая ситуация является временной, высший класс, для которого коррупция является нормой, осознаёт, что ситуация может измениться в любой момент. И этот страх перед арестом и расстрелом сублимируется в образе Сталина, который наглядно показал, что в определённых ситуациях именно насилие может быть главным способом разрешения политических и социальных противоречий.
Противоречивость современной идеологической критики сталинизма связана с тем обстоятельством, что официальная идеология – в рамках стратегии государственного национализма – должна постоянно акцентировать внимание общества на том, что Россия является великой державой. Но достаточно сложно развивать тему национального величия, забывая о том, кто заложил его основы.
С точки зрения капиталистической идеологии частная (корпоративная) собственность священна. И та же идеология стремится убедить общество, что именно капитализм является единственным гарантом подобного status quo. Любое антикапиталистическое движение, соответственно, воспринимается как угроза институту частной собственности и реальным, конкретным собственникам.
В действительности данный постулат является, возможно, главной иллюзией, внушаемой капиталистическими идеологами обществу. Реальный капитализм не имеет ничего общего с принципом неприкосновенности частной собственности. Наоборот, повседневная жизнь капитализма связана с непрерывными процессами передела собственности, постоянной экономической войной и, как следствие, регулярными захватами чужих экономических активов. И эти процессы для своего осуществления не нуждаются в какой-либо устойчивой юридической базе. Олигархия отстаивает собственные интересы любыми средствами.
Передел собственности в современной России был связан, прежде всего, с войной крупных монополий против мелкого и среднего частного бизнеса. В конце Перестройки и в девяностые годы именно эти экономические элементы рассматривались в качестве главных в экономической структуре общества, но во время президентского правления В.В. Путина ситуация изменилась глобальным образом. Государство активно поддерживает крупный бизнес, обеспечивая ему условия для полного доминирования на рынке. Сегодня мелкий частный бизнес сохраняется в стране лишь по остаточному принципу – в тех сферах деятельности, до которых крупные монополии пока ещё не смогли дотянуться. Наверное, ярче всего эта тенденция проявляет себя в сфере торговли, где крупные торговые сети «легко и непринуждённо» вытеснили с рынка своих менее крупных конкурентов. Роль государства в этой ситуации предельно показательна. Вместо того чтобы защищать интересы мелкого производителя – хотя бы потому, что занятие частным бизнесом увеличивает численность среднего класса, положительно влияет на занятость и способствует социальной стабильности и развитию, государство предпочло не заметить факта вытеснения мелких экономических субъектов с рынка, попутно создав льготные условия для деятельности крупных корпораций.
Ситуация, в которой оказывается мелкая и средняя частная собственность в современных реалиях с точки зрения марксистской традиции оказывается парадоксальной. Сегодня главным врагом такой собственности является сам капитализм в своих наиболее развитых формах – в лице крупного монополистического капитала. Дальнейшее развитие капитализма предполагает продолжение давления монополий на частных собственников, финальным результатом которого должно стать полное уничтожение такой собственности.
Парадоксальность данной ситуации в том, что сегодня единственным способом сохранения мелкой частной собственности является проведение социалистической политики, т.к. именно социализм ориентируется на защиту интересов социального большинства. Если же мелкий и средний бизнес окажутся без защиты, будут предоставлены самим себе, то в предельно короткое время они будут уничтожены крупным капиталом. Именно так и происходит в России в настоящее время.
Другим важным направлением борьбы за собственность является процесс присвоения общественного имущества. Эта внутрироссийская тенденция вполне соответствует мировой и является важным элементом политики неолиберализма.
Американский марксист Дэвид Харви датирует начало массовых акций подобного рода первой половиной восьмидесятых годов прошлого века. Харви определяет этот тип накопления как «накопление через изъятие» («accumulation by dispossession). (*1)Симптоматично, что именно с 1980 года, согласно оценкам экономических аналитиков, начинается резкий рост социального неравенства в мире. (*2) И именно «накопление через изъятие» становится важнейшим инструментом обогащения мировой неолиберальной элиты в настоящее время. При этом и Харви, и другие аналитики подчёркивают, что в странах периферии и полупериферии эти процессы идут активнее, чем в странах центра, а диспропорции между социальным верхом и низом оказываются более значительными. (*3)
И, наконец, передел рынка осуществляется в форме борьбы между крупными монополиями. Информация в прессе о крушении той или иной «финансовой империи» сегодня является вполне обыденной. Но именно на этом уровне роль российского государства оказывается наиболее значительной, хотя её и не стремятся афишировать.
Одна из главных особенностей путинской политической модели связана с ролью государства как арбитра в конфликтах между крупными экономическими субъектами. Государство определило тот «круг избранных», которые допущены к основным источникам получения прибыли. Состав этого круга менялся с течением времени, но само существование такого сообщества обладает внутренней устойчивостью. Судя по всему, «круг избранных» будет сохранять своё значение до конца путинского правления.
По сути, в современной России имеет место аналог средневекового феодального аристократического сообщества, когда высшая аристократическая знать получала «в кормление» определённые сферы влияния, границы между которыми расчерчивались монархом, и он же выступал в роли верховного арбитра в тех случаях, когда внутри сообщества возникали споры и конфликты.
Высшая политическая власть в России не только гарантирует монополистическому капиталу «жизнь без большой войны», но и предоставляет ему новые возможности для обогащения. Те же национальные проекты, в частности, становятся источником получения прибыли за счёт более высоких закупочных средств, откатов, других элементов коррупционного типа. В связи с этим не стоит удивляться, например, тому, что Олимпиада в Сочи стала самой дорогой зимней Олимпиадой в истории. Для власти такая практика является важнейшим элементом политической игры, в рамках которой лояльность обменивается на возможность получения прибыли.
При том, что Российское государство с точки зрения модели управления является государством смешанного типа, в котором бюрократическая модель управления совмещается с харизматической, харизма его лидера влияет, прежде всего, не на общественные настроения, хотя и на них до 2018 года она оказывала серьёзное влияние, а на узкий круг тех, ради чьих интересов современная политическая система существует.
При существовании лидера, обладающего харизматическим авторитетом, жизнь российского высшего класса обладает относительной стабильностью: многочисленные малые «феодальные» войны не превращаются в Большую войну. Но такой порядок не является долговременным, т.к. сама система серьёзно зависит от лидера.
В России, как и в любом государстве олигархического типа, присутствует структурное противоречие. Стремление к получению прибыли любой ценой сочетается с зависимостью крупных экономических субъектов от президентской власти. Локальным разрешением такого противоречия оказывается политика компромиссов. На первый взгляд, это компромиссы между государством и монополистическим капиталом, но на более глубинном уровне – это компромисс между разными силами внутри самого капитала. Государство оказывается той силой, которая блокирует возникновение Большой войны, когда «герцоги» и «графы» от экономики просто перебьют друг друга.
***
Осуществившаяся приватизация государства делает любые попытки локальной коррекции системы невозможными. При этом сама эта система, в полной мере устраивающая российский высший класс, вступает в противоречие со стратегическими интересами общества. По своей сути, такая система разрушительна, т.к. приводит к глобальной общественной деградации. И чем дольше она будет существовать, тем более катастрофическими окажутся последствия её существования.
В первую очередь она формирует негативную демографическую динамику, в рамках которой Россия может лишиться своего сущностного основания: через десятилетие русские перестанут быть безусловным большинством населения страны. (*4)
Но эта же система делает проблематичным достижение тех целей, во имя которых она была создана. Защита нефтяных и газовых месторождений как основы благосостояния высшего класса требует высокого уровня развития интеллектуальных технологий. Но при разрушении структуры образования достаточно скоро такие технологии будет некому создавать и некому обслуживать. Идеологические манифесты российского государства декларируют необходимость и реальность технологического прорыва, способного вывести Россию в число наиболее развитых стран мира. (*5) Но подлинная реальность российского образования такова, что сохранение сегодняшнего уровня образованности общества оказывается крайне проблематичным.
Но эту систему достаточно скоро будет и некому защищать и поддерживать. Результатом социальной политики современного российского капитала стала маргинализация значительной части российского общества. Именно полумаргинальные слои населения являются на данный момент главной опорой политического режима.
Возможно, именно маргинализация общества является главным отрицательным результатом деятельности современного российского государства. Сам этот феномен формируется на основе сочетания множества факторов.
В первую очередь, он становится возможным благодаря атомизации общественной жизни. Идейный горизонт жизни российского общества утратил связь с существованием некой высших целей, которые на протяжении столетий формировали русское самосознание и культуру. Именно такие цели создавали ощущение сопричастности высшим ценностям, порождали особую жизненную позицию, связанную с внутренней необходимостью служения обществу, а так же устанавливали отношения солидарности между разными социальными группами. Сегодня на место таких, идеальных целей приходит психология потребления, активно формируемая СМИ и общим строем повседневной жизни. Основой такой психологии оказывается не глубинное чувство общности, а индивидуализм и эгоизм, отрицающий возможность какой-либо жертвенности во имя общей цели в принципе. Знаменитая дилемма Эриха Фромма «иметь или быть» в данном случае разрешается в пользу «иметь».
Реакцией такой психологии на социальные проблемы оказывается конформизм – по крайней мере, до того момента, пока они не затронут личных интересов субъекта. Основой конформизма, в свою очередь, оказывается безразличие ко всему, что не приносит личной, практической выгоды. Именно такое безразличие власть ошибочно принимает за выражение поддержки в свой адрес, но едва ли такая поддержка сможет помочь власти в трудные для неё минуты.
С другой стороны, атомизации существования способствует и сужение сферы интересов. Опять-таки, и этот процесс обусловлен идеологическими установками власти. Официальная идеология сознательно примитивизирует представления о мире, сужает их до предельно простых образов и интересов. А деградация образования подобным устремлениям активно способствует.
И, наконец, к маргинализации приводит осознание того, что любой социальный проект неизбежно встречает сопротивление со стороны власти, стремящейся получить от него собственную выгоду. Российская бюрократия, особенно региональная, является главным препятствием для развития страны.
Новая маргинальность демонстрирует себя в новых формах, отличающихся от тех, что сопутствовали этому явлению ранее. Если в прошлом маргинальность была связана, в первую очередь, с крайне низким уровнем жизни и неинтегрированностью в социальные группы, то сегодня она проявляется как существование в состоянии безусловной социальной пассивности. При этом в таком существовании пребывают не только и не столько отдельные личности, сколько целые социальные группы, не способные хоть как-то влиять на характер своего существования.
Возникновение такой маргинальности оказывается следствием разрыва между обществом и государством, в результате котороготакое государство перестаёт соответствовать базовым общественным интересам. Когда государство начинает действовать в интересах ограниченной социальной группы, представляющей собой безусловное меньшинство общества, большинство этого общества неизбежно деградирует и маргинализируется.
Процесс смены политической системы неизбежно обретает черты революции. Посредством локальных реформ можно усовершенствовать лишь отдельные системные элементы, видоизменить частности, но нельзя изменить целое: систему как таковую.
Осознание этой ситуации требует, как минимум, последовательности. Любое признание факта, что систему необходимо менять, является, в то же время, признанием необходимости преобразований революционного типа. Неважно в данном случае, с каких позиций критикуется система: социалистических, консервативных, националистических. Если критика последовательна и доходит в своём развитии до финальных выводов, она работает на революционный сценарий событий.
Будучи предельно трагическим событием, она не является предметом выбора. Революции не возникают случайно. Они происходят тогда, когда иной сценарий событий оказывается невозможным. Именно таковой оказывается современная российская ситуация.
Автор: Сергей Иванников
Примечания:
(*1) Харви Д. «Мне хотелось бы разобраться в том, что происходит сегодня…» // Left.by, 17.09.2013. – URL:http://left.by/archives/922 (Дата последнего обращения: 1 августа 2020 г.)
(*2) См., например: Лосев А. Дорогой царя Мидаса. Как материальный мир превращается в финансовый // «Коммерсантъ». Приложение «Деньги» от 14.02.2019, стр. 17. – URL: https://www.kommersant.ru/doc/3880424 (Дата последнего обращения: 1 августа 2020 г.)
(*3) Там же: «Накануне открытия форума в Давосе международное объединение Oxfam опубликовало доклад о том, что за последние десять лет число миллиардеров в мире увеличилось вдвое и достигло 2208 человек, а их суммарное состояние ежедневно увеличивается почти на $2,5 млрд. В 2018 году 9,5% самых обеспеченных людей владели 84,1% мировых богатств, а благосостояние 90,5% остальных жителей нашей планеты не превышало 16% мирового богатства. По данным отчета швейцарского банка Credit Suisse о мировом благосостоянии (Global Wealth Report), совокупное мировое благосостояние за год выросло на 4,6%, до $317 трлн. …По данным Всемирного банка, 46% населения Земли, или 3,4 млрд человек, пребывают в бедности. Более того, доходы государств в мире также начали снижаться, и правительствам все чаще приходится прибегать к долговому финансированию бюджетных расходов. При этом 26 богатейших людей владеют богатством, равным совокупному благосостоянию 3,8 млрд бедных людей. В России на долю 1% богатых граждан приходится 57% совокупного богатства страны, которое оценивается в $2,2 трлн, а 10% российских миллионеров контролируют 82% богатств. При этом официальное число россиян, живущих за чертой бедности, превышает 21 млн человек, или 14,2% населения».
(*4) Подробнее: Иванников С. Демография и общество. К вопросу о критерии эффективности социальных моделей // «Телескоп», 27.11.2019. – URL: http://teleskop-by.org/2019/11/27/sergej-ivannikov-demografiya-i-obshhestvo/ (Дата последнего обращения: 4 августа 2020 г.).
(*5) Впрочем, к подобным декларациям не стоит относиться серьёзно. Судя по ряду высказываний российских ответственных лиц, задачи отечественной экономики являются значительно более скромными. Так, например, когда в Западной Европе зазвучали высказывания о том, что к 2050 году этот регион должен отказаться от использования нефти, в России заговорили о том, что российские экспортёры должны перейти на экспорт водорода. (Подробнее: Россия нашла ответ на отказ Европы от нефти и газа // Капитал страны, 24.07.2020. – URL: https://kapital-rus.ru/articles/article/rossiya_nashla_otvet_na_otkaz_evropy_ot_nefti_i_gaza/ (Дата последнего обращения: 4 августа 2020 г.). Т.е. современная российская власть предполагает, что и к 2050 году наша страна будет оставаться сырьевым придатком Европы. То, что в данный момент положение именно таково, подтверждает структура российского экспорта. «По итогам прошлого года из 419 млрд долларов экспортных доходов России 60% обеспечили три товара: сырая нефть (121,4 млрд долларов), нефтепродукты (66,9 млрд долларов) и природный газ (19 млрд долларов). Половина этих поступлений пришла из Европы, где доля российской нефти в потреблении достигает 30%, а газа – 40%… На сложную продукцию в экспорте — машины и оборудование — пришлось всего 6,3%, причем её продажи сократились как в весе (на 4,1%), так и в долларах (на 5%). Многочисленные планы слезть с нефтяной иглы, включая майские указы о создании 25 миллионов высокотехнологичных рабочих мест к 2018 году, раз за разом остаются на бумаге. Более того, вес сырьевого сектора в ВВП только увеличивается: если в 2002 году он составлял 6,66%, то в 2018-м — уже 13,8%. Доля обрабатывающего сектора — фабрик и заводов, не связанных с углеводородной трубой, — за 16 лет опустилась с 17,17% до 14,3% (Росстат). План «прорыва» к мировым темпам роста требует увеличить несырьевой неэнергетический экспорт до 350 млрд. долларов к 2024 году. Согласно плану, уже в прошлом году Россия должна была продать за рубеж что-либо, кроме углеводородов, на 240 млрд долларов. Фактически выручить удалось 190 млрд долларов, а рост составил всего 5%. В первом квартале 2020-го он замедлился до мизерных 1,7%. На 146 млн человек за год в стране производится 744 детские коляски, одна юбка на 26 женщин, одна пара носков на человека, один электрический чайник на 500 с лишним семейств и 3-4 доллара вычислительной техники на душу населения». (Источник: Для экономики России запущен обратный отсчёт: Европа анонсировала полный отказ от нефти и газа. // Finanz.ru, 9.7.2020. – URL: https://www.finanz.ru/novosti/aktsii/dlya-ekonomiki-rossii-zapushchen-obratny-otschet-evropa-anonsirovala-polny-otkaz-ot-nefti-i-gaza-1029381395 (Дата последнего обращения: 4 августа 2020 г.)). И с точки зрения крупного российского капитала такая ситуация не выглядит удручающей, т.к. его подлинные интересы связаны не с развитием страны, а с получением прибыли. И если перед капиталом встанет дилемма: отказаться от эксплуатации нефтяных скважин, но, при этом, страна обретёт высокую скорость развития, либо сохранить всё как есть, пусть и ценой дальнейшей экономической деградации, капитал безусловно выберет вторую возможность.
В связи с сегодняшней экономической ситуацией в стране показательно название статьи, опубликованной в «Новых известиях» 3 декабря 2018 года: «Такое неравенство в России было только перед революцией». – URL: https://newizv.ru/article/general/03-12-2018/ekonomist-takoe-neravenstvo-v-rossii-bylo-tolko-pered-revolyutsiey С 2018 года ситуация лишь усугубилась.
Оригинал публикации: «Телескоп»
